Следом за ним вошла женщина в длинном платье и мягкой обуви. Она поставила перед Пятнистым Хвостом большую миску. Он что-то сказал ей, женщина кивнула и вышла. Она вернулась с несколькими мисками поменьше и ложкой, вырезанной из тыквы, стала разливать по ним из большой миски нечто похожее на гуляш. Вспомнив, какое тушеное мясо им подавали в форте Дифайенс, Стефани вопросительно посмотрела на Райана.
— Ты должна съесть все, — пробормотал он. — Если не доешь, нанесешь им оскорбление.
— Что это такое?
— Просто ешь.
Стефани уставилась в миску, которую ей протянула женщина, гадая, что за животное стало жертвой для этой трапезы: среди дикого лука и степной репы плавали куски мяса. Она взяла ложку, сделанную из рога бизона, и кивком выразила благодарность. Мысленно скрестив пальцы, чтобы среди ингредиентов не оказалась змея или собака, Стефани принялась за еду. Хотя блюдо было нежирное и остро пахло, оно оказалось вполне съедобным. Зря боялась.
После ужина Райан с Пятнистым Хвостом ушли, оставив Стефани с женщиной, приносившей еду. Каждую попытку заговорить та встречала враждебным молчанием и пустым взглядом, и Стефани сдалась. Она так устала, что ей было все равно. После долгого, неуютного молчания и усилий держать глаза открытыми Стефани встала.
— Я — хочу — спать, — раздельно произнесла она, когда женщина вскинула голову и уставилась на нее. Стефани жестом показала на тюфяк и сыграла пантомиму — положила сложенные руки под щеку. Женщина кивнула, и Стефани растянулась на ложе из травы и бизоньей шерсти.
Перед тем как провалиться в глубокий сон без сновидений, Стефани подумала, не было ли у Джулиана проблем с апачами.
Джулиан положил руки на луку седла и осмотрел лежащую внизу долину. Деревня из крытых тростником домиков была втиснута в уголок на бесплодную почву среди кукурузных полей.
— Папаго, — сказал Бинго, указывая на людей, пахавших землю. — Питаются мескитовыми стручками, но люди невредные. Апачи — те едят кактусы, они подлый народ. Если бы мне надо было о чем-то спрашивать, я бы спросил у папаго, Странник.
— Звучит убедительно, — согласился Джулиан. — Откуда ты знаешь про эту деревню?
— Откуда? Ты что, Странник, — папаго жили здесь уже тогда, когда появились первые испанцы! А за сотни лет до них другие племен а строили свои дома на этом месте. Индейцы пима называют их «хохокам», что значит «те, что ушли». Интересно, правда? — Бинго пониже надвинул шапку, чтобы прикрыть глаза. Вместо обычной потрепанной фетровой шляпы на нем была шапка из волчьей головы. — Большой амулет, — заверил он Джулиана, и, видя, как на голове старика волк постоянно скалит клыки, Джулиан согласился, что, должно быть, так оно и есть.
— Бинго, — сказал он, — из тебя вышел бы изумительный археолог, ты об этом задумывался? Ты знаешь больше многих, учившихся в Европе.
— Я никогда не был в Европе, но я все знаю про то, где живу и охочусь. А если чего не знаю, то стараюсь узнать. — Он повозился в седле, пристально посмотрел на Джулиана и предложил ему табачной жвачки, от которой тот, как всегда, отказался. — За что ты мне нравишься, Странник, так это за то, что ты выискиваешь, где и зачем всякие вещи, но и не думаешь их разрушать. Ты заслуживаешь уважения, Странник. Этим ты отличаешься от многих, кто сюда приезжает.
— Бинго, ты отдаешь себе отчет, что после того, как мы найдем древнее погребение, я намерен выкопать артефакты и забрать их с собой?
— Да, я хорошо знаю, что ты собираешься делать. Потревожить мертвых — это не причинит вреда живым только в том случае, если ты не планируешь привести сюда целую кучу этих арке… арке… ну как ты их там называешь. Знаешь, я видел их в деле, когда они начинают долбить и копать, они могут разбудить и мертвых.
— Ни в коем случае, Бинго. Я не собираюсь «приводить кучу арки», как ты их назвал, — жестко сказал Джулиан. — Я всегда работаю один или с дочерью, временами мне помогает проводник.
— Что ж, спасибо, сэр, — проворчал Бинго. — Просто я видел много и всезнаек, и желторотых птенцов, которые приезжают в эти края и думают, что все здесь захватят и приручат за такое время, которое требуется нормальному горцу, чтобы почистить ружье. Не поймите меня неправильно, мистер Эшворт. Я не про вас говорю, просто я видел многих джентльменов, которые покидали эти места со стрелой в заднице, а не с подсумком, полным золота. Я не думал вас обидеть.
— Никто и не обиделся, Бинго, — вздохнул Джулиан. — Просто я хотел бы знать, что делать дальше. Я в тупике. У меня карта, которую я даже не могу прочесть, и я…
— Мой папаша всегда говорил, что знание, что делать дальше, есть свойство мудрости, — прервал его Бинго. — Так вот я говорю, что на нашем месте самое мудрое — спросить старого вождя папаго, где, черт возьми, эта лестница на небеса, или как там ты ее называешь, что на твоей карте. — Бинго почесал нос, подумал и продолжал: — Единственное, что мы при этом можем потерять, — это свои скальпы, а если Мать-Удача будет с нами, то только лошадей.
— Будем надеяться, что ни то и ни другое, — фыркнул Джулиан. Он все еще не понимал, говорит Бинго серьезно или нет.
Полуденное солнце в Аризоне — это не совсем то, что в африканской пустыне, но солнце, которое поджаривало его кепи, напомнило Джулиану Сахару. Он вытер лоб льняным платком, который носил в нагрудном кармашке, и покосился на Бинго.
— Я готов, если ты идешь, — сказал Джулиан и усмехнулся, услышав, как тот выругался. — Ведь это дружественные индейцы, не забыл?
— Я помню! — выпалил Бинго. — Но я не доверяю ни одному индейцу, каким бы дружественным он ни был! Я просто должен минуту подумать. — Он сделал Джулиану знак следовать за ним, но дал последнее предостережение. — И запомни, Странник, слушай внимательно и делай то же, что я. Белые вообще должны следовать этому правилу, когда имеют дело с индейцами: наблюдать за их обычаями и не обижать их! Мы никому не хотим отдавить ноги…