Он все еще в Аризоне? Или вернулся в Айдахо, а может, отправился в Колорадо или Нью-Мексико работать проводником? И вообще, жив ли он?
Прижавшись носом к оконному стеклу, Стефани смотрела, как дождь переходит в снег. Теперь она действительно чувствует себя льдинкой. Любой нормальный отклик на мужчину заморожен, заперт, как будто окружен айсбергом размеров, достойных Гаргантюа.
Серые сумерки медленно превратились в ночь, и Стефани отошла от окна. Чай остыл, булочки и кексы, которые Клодия заботливо положила на тарелку, подсохли. Она с удивлением увидела, что горят настенные лампы, и поняла, что не заметила, как входила горничная. Стефани вяло смотрела на елку с гирляндами, которую поставили по настоянию Клодии, чтобы «напоминала тебе, что грядет счастливое Рождество», как она сказала.
Она горестно улыбнулась и отошла от наряженной елки. «Елка не поможет, — строго сказала себе Стефани. — Надо выходить из состояния отупения и продолжать жить. В конце концов, Райан же не скучает по мне!»
Стефани подошла к книжной полке, сняла толстую книгу и свернулась калачиком на шезлонге, собираясь почитать. Потрескивал огонь в камине, в комнате пахло елкой и Рождеством. Она попыталась вникнуть в содержание книги, но не нашла в ней смысла и с досадой захлопнула.
Она сидела, безразлично глядя перед собой, когда послышался стук в дверь.
— Мисс, ваш отец хотел бы видеть вас в своем кабинете, — доложила горничная верхнего этажа, и Стефани кивнула.
— Спасибо, Молли. Скажи, что я приду, как только оденусь.
Не слишком беспокоясь, как она будет выглядеть, Стефани достала из тяжелого дубового шкафа блузку и юбку, провела щеткой по волосам. Повинуясь внезапному импульсу, не скрутила длинные серебряные волосы в обычный пучок, а повязала яркой, праздничной красной лентой. Это немного утешит Джулиана, подумала она. Он так о ней беспокоится. Особенно после ее свирепой ссоры с Реджиналдом Фаррингтоном.
Джулиан, конечно, обрадовался, что она отказалась выйти замуж за человека, которого он считал «жизнерадостным идиотом», ему не нравилось, что дочь впала в апатию.
— Тебе дали отставку, юноша, — без всякой симпатии сказал он Фаррингтону.
Сейчас Джулиан сидел за столом и, нетерпеливо постукивая пальцами, смотрел на посетителя, сидевшего напротив него в кресле с высокой спинкой. Он с удовольствием думал, что предстоит интересная и все проясняющая очная ставка.
— Мистер Эшворт, — говорил посетитель, — вот список расходов за передачу ваших вещей, как вы затребовали. Будет что-нибудь еще? Уже почти Рождество, и я…
— Вы передали в музей те вещи, о которых я телеграфировал? — прервал его Джулиан. — Там особенно беспокоились об их получении, и я не хотел бы разочаровывать музей под Рождество.
— Да, я первым делом отправился в музей. Вы — моя последняя остановка перед возвращением домой.
— Домой? А вы разве не жили когда-то в Нью-Йорке?
— Жил, но давно.
— Где вы познакомились с Алланом Пинкертоном? — Джулиан продолжал, не дожидаясь ответа: — Он мне так ничего и не сказал, только обругал последним дураком, что я не обратился к нему за проводником по Аризоне. Но если бы не моя упрямая и волевая дочь, он бы вообще ничего не узнал о моих планах. Я до сих пор не уверен, ее вмешательство пошло во благо или наоборот. — Он покосился на посетителя, взял лист бумаги и перо. — Должен сказать, я очень удивился, когда мне сказали, что Аллан нанял вас, чтобы сопровождать и защищать меня и мою дочь. Плохо, что мы разминулись в форте Дифайенс.
— Да, — вежливо согласился мужчина. — Но все хорошо закончилось, несмотря на неудачный старт. Как ваша нога?
— Меняете тему? Нога — прекрасно. Какое-то время я буду ходить на костылях, но кость срослась хорошо. — Он усмехнулся. — Мне ее вправлял великолепный хирург…
Наступило долгое молчание, Джулиан нацарапал фигурки на листах, потом открыл книжку з кожаном переплете и выписал чек на свой банк.
— Прошу вас, сэр. — Он протянул листок своему посетителю.
В кабинете, обитом темными панелями, весело горел камин, отблески огня играли на кожаном кресле, в котором сидел гость. Он внимательно разглядывал чек.
— Это не совсем то, чего я ожидал, — наконец сказал он и посмотрел на Джулиана, восседавшего за резным столом.
— Нет? Вы хотите больше? Легкая улыбка, затем:
— Нет, но у меня такое впечатление, что доля предметов, которая предназначалась в дар музею, должна была быть моей.
— О, так и есть! Но я позволил себе выставить их на рынок для вас, поскольку знаком с их ценностью. Они принесли больше, чем я смел мечтать. Вы богатый молодой человек, сэр. — Джулиан состроил пальцы домиком и через щель посмотрел на собеседника. — Может, вы сами хотите их продать? Я мог бы дать вам список дилеров с хорошей репутацией…
— Нет-нет, все прекрасно. Я просто удивился, вот и все. Я не ожидал…
— Похоже на то. Хотите бренди? У меня прекрасный винный погреб, я очень скучал по нему, скитаясь по Аризоне. Я вам рассказывал о своих приключениях? Понимаю, вы наверняка наслушались таких баек, но знаете, я скучаю по этому засушливому району больше, чем мог предположить, когда выходил из вагона поезда. Это был такой необычный опыт…
Услышав легкий стук в дверь, он вскинул глаза.
— Ах, — Джулиан порывисто встал, оттолкнул кресло и сбил прекрасный восточный ковер, — я ждал тебя, дорогая! — Он похромал к двери, обнял Стефани и потащил ее за собой. Посетитель встал с высокого кресла и повернулся к ним лицом.
Стефани внезапно остановилась и послала отцу укоризненный взгляд, говоривший: «Как ты мог!» Она пожалела, что на ней повседневное платье, а не темно-синий бархат. Сосредоточившись, она протянула руку и сказала: